Деловой Монреаль – Новости Канады и Монреаля Монреаль, Квебек, Канада: новости, бизнес-каталог, реклама, объявления
Москвичи редко говорили «Софья Урусова». Как правило, «красавица Софья Урусова». Тем самым как будто подчеркивая, что в ней заслуживает внимания только красота (так еще говорят «первопечатник Иван Федоров» и «патриот Иван Сусанин»). Зато красота эта была абсолютная.
Софья Александровна была одной из трех дочерей князя Урусова. По свидетельству французского историка Марка Фурнье, в Москве 1820-х гг. «было три грации, дочери князя Урусова, три красавицы, справедливо считавшиеся украшением московского общества того времени». А Софья Александровна отличалась особенной красотой и обаянием: «Она была высокая и ловкая, во всем ее облике была удивительная свежесть»; «Нельзя было встретить цвет лица чище и свежее. Ее волосы спадали мягкими и обильными волнами на округлые плечи – со всею роскошью античного контура. Особенно хороши были ее глаза, большие голубые, полные света и неги, глаза, излучавшие вокруг какую-то магнетическую силу».
Выезжать она стала достаточно поздно, в 16. С первого же бала покорила общество и надолго получила свой практически официальный титул: дерево — береза, фрукт — яблоко, красавица — Софья Александровна Урусова.
Граф Михаил Бутурлин утверждал, что ее называли царицей московских красавиц. Было у нее также прозвище Сильфида. Сильфида, героиня модной в то время французской новеллы «Трильби», олицетворяла легкую, подвижную стихию воздуха. Молодой Гоголь так ее и называл: Сильфида Урусова.
Если о красоте Софьи Урусовой современники отзывались единогласно, называя ее «царицей московских красавиц», то об интеллекте и моральных качествах сохранились противоречивые отзывы. Некоторые именовали ее «богиней глупости» и рассказывали о ней анекдоты.
Например, такие: однажды на балу кавалер спросил княжну о том, что она читает. И та ответила: «Розовенькую книжку, а сестра моя читает голубую». В другой раз влюбленный в нее князь Мещерский долго и упоенно рассуждал о литературе, пока девушка не прервала его вопросом: «Скажите, князь, какое Вы употребляете мыло, когда бреетесь?».
Например, такие: однажды на балу кавалер спросил княжну о том, что она читает. И та ответила: «Розовенькую книжку, а сестра моя читает голубую». В другой раз влюбленный в нее князь Мещерский долго и упоенно рассуждал о литературе, пока девушка не прервала его вопросом: «Скажите, князь, какое Вы употребляете мыло, когда бреетесь?». А по словам других знакомых, так о ней могли говорить только завистники, а на самом деле княжна была доброй и милой девушкой.
Конечно, в Софью Александровну влюблен был не один лишь князь Мещерский. Дмитрий Николаевич Шереметев, сын легендарного графа Николая Петровича Шереметева, женившегося на своей крепостной Параше Жемчуговой и построившего знаменитый Странноприимный дом на Сухаревской площади. Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин, знатный картежник и один из декабристов. Ирландский полковник Эдвард Джошуа Купер, любитель-астроном, владелец одной из лучших обсерваторий в Европе, оборудованной в одном из богатейших европейских замков. Этот вообще прибыл в Москву, будучи наслышан у себя в Ирландии о барышне Урусовой, с целью жениться на ней.В доме Урусовых часто устраивали приемы, и на одном из них в 1827 г. с Софьей познакомился Александр Пушкин. По воспоминаниям современников, на него «красота и любезность молодых хозяек действовала возбудительно, и он бывал весьма весел, остер, словоохотлив».
Результатом этих посещений сделались не только милые стихи, но также вызов на дуэль, последовавший от тогдашнего воздыхателя Софьи Александровны, ее двоюродного брата, путешественника и тоже поэта Владимира Дмитриевича Соломирского. Поначалу Александр Сергеевич с Владимиром Дмитриевичем приятельствовали — Пушкин даже преподнес ему томик стихов Байрона с теплой дарственной надписью. Но чем больший интерес девушка проявляла к Пушкину, тем меньше оставалось дружеских чувств у Соломирского.
К счастью, дуэль не состоялась благодаря стараниям общих друзей.
Софья Александровна лишилась враз обоих ухажеров, но не слишком жалела об этом.
Дело в том, что еще раньше, в конце лета 1826 года, в Москву на коронационные торжества прибыл император Николай I. Как вскоре выяснилось, он приехал еще и за первой московской красавицей, чтобы затем вывезти ее в суровую балтийскую столицу.
Царь увидел «эту цацу», как ехидно написала про Урусову фрейлина Александра Смирнова-Россет, и божественное зрелище его заворожило. Разобравшись с декабристами, он занялся Софьей Александровной, и уже в ноябре 1827 года она составила компанию Смирновой — сделалась фрейлиной императрицы Александры Федоровны.
Марк Фурнье писал: «Император не заслуживает никакого упрёка (в супружеской измене), если не считать нескольких нежных изъявлений, тайно сделанных юной княжне, прославившейся своей красотой… Княжна Урусова, бесспорно, представляла собой законченный тип русской красавицы». Долли Фикельмон также говорила о двусмысленном положении княжны Урусовой при дворе, так как поведение Софьи Александровны выражало «абсолютное смирение перед императрицей, но было не совсем естественным перед императором, смесь робости, замешательства и интимности».Великая княжна Ольга Николаевна пыталась развеять слухи о связи отца с княжной Урусовой: «Она была красавица, энергичная, высокого роста, с чудесным голосом альтового тембра, и за её холодной внешностью скрывалась страстная натура. Немногие рисковали приблизиться к ней: был пущен слух, что Папа к ней неравнодушен. Это было неправдой. Никто другой, кроме Мама, никогда не волновал его чувств». Ее поддерживала и Смирнова-Россет, утверждавшая, что «Урусова была горда и глупа, но чиста, как хрусталь».
А после ее ждала судьба многих фрейлин, о которых Н. А. Добролюбов писал: «Обыкновенно порядок был такой: брали девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляли ее для услуг благочестивейшего, самодержавнейшего государя нашего, и затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов». В 1833 г. Софья Урусова вышла за князя Льва Радзивилла. Об этом союзе многие отзывались скептически.
Так, П. Вяземский писал В. Жуковскому: «Урусова вчера обратилась в княгиню Радзивилл, по крайней мере, духовно: о дальнейшем преображении не ведаю. Да едва ли! Он был очень болен и не совсем ещё оправился, а женился потому, что последние дни настали».
О дальнейшей судьбе княгини Радзивилл сохранилось мало сведений. Известно, что с 1846 г. она была владелицей особняка на Дворцовой набережной, 16, и много времени проводила за границей, вдали от мужа. В 1850- х гг. княгиня блистала в парижских салонах, где о ней говорили: «Она была очень изящная и величественная, но считалась за женщину капризную и высокомерную». Она скончалась в 1887 г. в Париже и там же была похоронена.
