«Вишневому саду» – 120 лет. Актуальнейшему, современнейшему, ярчайшему творению Чехова – 120! В 8 раз меньше спектаклю великого Захарова, о котором сегодня и пойдет речь! Но меньше – ничего не значит. Сродни произведению Чехова, он актуальнейший, невероятно злободневный, блистательный и на сегодняшний день – самый любимый на ленкомовских подмостках! Конечно, если играется в составе, приближенном к оригнальной задумке режиссера!
Это последнее произведение Чехова. Он был неизлечимо болен, когда писал «Вишневый сад», и как врач, лучше других понимал неизбежность своего скорого конца. Комедия… Не знаю, в курсе ли вы, что первоначально этим словом обозначали любое театрализованное представление и употребляли наравне с русским существительным «действие». То есть «комедия» – это совсем не то, что смешно. Это то, что происходит на сцене.
Начну немного абстрактно, чтобы приблизиться и выделить именно конкретику. «Вишневый сад» я смотрела в нескольких постановках: и в чеховском МХАТе, и в театре Моссовета, и в замечательном «Современнике». Но любимой остается захаровская постановка. А Раневские – что у Галины Борисовны, что у Марка Анатольевича – прекрасны. Я имею в виду Марину Неелову и Александру Захарову. Двадцать восьмые, средь ночи наспех собранные составы, – не в счет. Они даже саркастического смеха не вызывают, настолько они жалкие и беспомощные в своих бессильных потугах.
Ленкомовский спектакль посвящен Олегу Ивановичу Янковскому, который начинал репетировать Гаева, но… Не дожил, не смог, не успел. И сейчас Гаева, вот уже много лет играет Александр Збруев. И он, опять-таки, на мой взгляд – самый невзрачный из всех виденных мною Гаевых. Честно, Александр Домогаров в Моссовете и Игорь Кваша с Авангардом Леонтьевым, в разное время игравшие этого персонажа на сцене «Современника», куда более живые и настоящие. А Збруев, подобно тому самому шкафу, скрипя, доживает свой сценический век. Не Гаев он…
Ну, да, ладно. О чем спектакль, наверное, все прекрасно представляют. О любви, о влиянии сословной принадлежности на чувства людей, о той прекрасной и уходящей эпохе, которую невероятно точно и органично воплотила в своей роли Александра Марковна: настоящая русская актриса классического драматического театра, при которой всё: стать, манеры, голос, жесты, движения… Марина Мстиславовна, для сравнения, несколько более эмансипирована и энергична, что не делает ее Раневскую хуже. Просто немного другой, как и следовало из задумки Волчек. Но вот захаровская Раневская ближе к чеховскому описанию, как по мне.
О чем еще спектакль? Наверное, о разрушении всей Российской империи на примере отдельно взятого семейства. И финал в виде разрушенного, разрушающегося на глазах дома – точка, финальный аккорд в этом коллапсе. Семьи ли, истории в целом, Империи как таковой – каждый додумывает для себя. Ведь захаровский зритель должен думать, иначе ему и правда стоит съодить на двадцать пятые составы… Можно еще и телефон с играми прихватить, дабы не уснуть…
Для меня в спектакле моего любимого Марка Анатольевича больше нарисован срез истории. Для кого-то что-то иное. Но точка весьма жирная и неоспоримая. А в сегодняшних реалиях – это вообще резюме выскочки – нынешнего временно командующего в театре, как таковое: разрушающийся дом Гаевых. По-моему, все явно, четко и однозначно: стиль заправилы и метод вечно второго. Разрушителя.
О чем еще спектакль? Знаете, он и о том, что в любой ситуации нужно все же находить возможность пошутить, посмеяться, воспринять все происходящее вокруг с иронией. Даже тот маленький еврейский хор – это просто пилюлька смеха и радости в тяготе того, что испытывают герои. И вот в этом, умении находить нужное, теплое, смешное, суметь сказать доброе слово даже тогда, когда совсем на душе серо-буро-сиренево, – чисто захаровский прием. Человека Захарова, а не только режиссера. Марк Анатольевич и в жизни всегда умел перевести грусть в шутку, проблему в иронию, а тяготы в какое-то милое копошение, подобное тому, которое развивается на сцене.
А еще, скажу вам абсолютно точно: гениальность Раневской в исполнении Александры Марковны – это двойственность игры. Вначале Александра Захарова играет Раневскую, а потом, собственно, уже Раневская играет комедию, не будучи в состоянии опуститься до трагики жизни. И это выглядит потрясающе и гениально! И вот такой Раневской нет ни у кого, только у Марка Анатольевича, проверено, пересмотрено, оценено!
Теперь о том, с чего я и начала. О том, что все сыгранное и описанное в данной пьесе актуально и поныне. Даже актуальнее, чем во время написания. Опять проецируем на театр, мой любимый и отдельно взятый. И читаем Чехова.
Ну, вот, например: «Попал в стаю – лай не лай, а хвостом виляй!» По-моему, весьма точный срез дня сегодняшнего. И все, не потерявшие зрение и рассудок понимают, о чем сказано. Просто с каждым днем виляния все менеее залихватские и даже какие-то скучные, а стая становится стадом. Ну, тут уж – каков поп… И еще попадья… Но все, даже безумие, в этом мире имеет свойство заканчиваться.
Приведу еще одну фразу: «Эти умники все такие глупые, что не с кем поговорить». Опять-таки, стопроцентное попадание в ситуацию, которую милейший Антон Павлович просто не мог знать. Да и все мы еще совсем недавно. А нынче эта фраза – ну, просто – картина маслом. Причем, не то, что даже и поговорить не с кем. Слушать противно! А вести диалог – это опустить до уровня этого «милейшего» террариума.
Говорить можно долго, много, зло даже, что у меня сегодня вполне получается. Но когда зал, переполненный до отказа, в конце спектакля взрывается овацией, длинной, настоящей, эмоциональной, когда приму задаривают цветами и лишь на нее устремлены восторженные взгляды зрителей, – слова излишни. Поклепы ничтожны. Заказуха мелочна и смешна. Потому что вот этот восторг за все пять последних лет не достался никому, кроме нее, настоящей Раневской. И каких бы звезд не лепило руководство, гончары из них третьесортные. Равно, как и горшки.
Сейчас даже слово «прима» эти кудесники развала переиначили. Что такое прима? Это первая! Это правая рука режиссера, это та, которую как не пытайся, не понизить, ибо на нее был весь расчет постановки. И то, что до нее не могут дотянуться свеженазначенные звезды – это лишний раз доказывает, что все они – из того самого коллективчика, где повелено вилять хвостом. Не больше!
«Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей», – опять-таки вещает нам Антон Павлович. Подпишетесь под этими словами, ценители творчества Марка Анатольевича? Думаю, да. Я- однозначно подпишусь, ибо на самом деле за полдесятка минувших лет я увидела, каков мизер порядочных людей вообще вокруг, а не только в отдельно взятой усадьбе Гаевых.
Рушится дом, рушится эпоха, рушится империя… И в ней забыли человека… Забыли, что все мы – люди! Озверели, одичали, стали одновременно стаей рвущих друг друга волков и сотней пауков, запертых в одной банке. Хищный террариум! И права, тысячу раз права Раневская, говоря: «Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного»…А сейчас, уважаемая Любовь Андреевна, зеркала стали кривоваты в поместье… Живут в нем не серо. В нем не живут вовсе.
Фраза Раневской: «Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо…». Белое с голубым: невинность с покровом Богородицы! А когда это белое созревает и появляются плоды, сад становится темно-красным… Мотив искупительной жертвы?
Петя. Несмотря на вечные какие-то призывы и лозунги, от него веет фарисейством, простой книжностью, слишком удаленной от реальности. И хотя он Петр – «камень», он всего лишь Петя, маленький кусочек гальки или щебенки… На таком не построить ничего крепкого. Да и какой-то он весь несерьезный. «Ключи от Царствия Небесного» Христос символически передал апостолу Петру. А Петя Трофимов предлагает бросить их в колодец. Не в тот ли, который был у подножия Древа Жизни? Смешно то, что у Пети фамилия – Трофимов. Происходящая от имени Трофим, что значит «кормилец». Это ему вряд ли подходит, ведь он «земную жизнь пройдя до половины», все еще студенчествует.
Интересно и другое имя. Любовь Андреевна Раневская. Любовь – она и есть Любовь (символ Бога), Андрей – это мужество (вспомните Андреевский флаг и вообще апостола Андрея Первозванного), а вот Раневская. Тут у меня два варианта. Первый – «рана». Человек ранимый, близко к сердцу принимающий все перипетии жизни и превратности судьбы… А вот второй вариант – ранетка, яблочко такое. Смотрите, какая цепочка получается: Раневская – ранетка – яблоко – сад… А в саду что с яблоком ассоциируется (опять это слово)? Правильно: искушение и грех. Змей, зараза, всё подстроил.
Давайте о Леониде Гаеве. Что означает его фамилия? «Рожденный землей», то бишь приземленный человек. Есть еще еврейское имя Гай, которое означает «ущелье». То есть, человек, закрывшийся в себе, приземленный, лишенный полета мысли и души, эдакий «многоуважаемый шкап». Достучаться трудно. И хотя имя Леонид означает «потомок льва», на детях порой природа очень отдыхает. Классический случай нельвинности натуры – наш знакомец Леонид Андреевич…
Раз уж пошло такое дело, вспоминаем Лопахина. Помните, он как-то встрепенулся, услыхав фразу Раневской о серости жизни. Тут целая палитра: его невежество, неуважение к памяти отца, желание самоутвердиться, любовь к Раневской и внимательное прослушивание теорий Пети. Здесь и вырубка вишневого сада. Он, как любил говаривать Чехов, пытается выдавить из себя раба. Он нанимает смотрителем Епиходова. Его фамилия образована от слова «эпиходий», что значит «интермедия», то есть небольшая вставка между основными действиями пьесы. Вот и он – вставка между Лопахиным и садом. Небольшая, но существенная. «Рука разящая».
Ермолай Лопахин. Слово «лопас» означает «сеновал». Ермолай – «воин», причем воин – разрушитель, а не освободитель. При покупке вишневого сада он ведет себя, как будто пьяный, не осознавая, не понимая, но подспудно и не будучи готовым к столь существенному приобретению. Для него это – «происшествие». Вот тут он – чистый Ермолай: купить он может, а вот полюбить, почувствовать, сохранить – нет! Воин- разрушитель. Разделяй и властвуй!
Трагический образ Фирса. Вот даже не видя спектаклей, спроси меня – кто бы сыграл Фирса, я бы ответила: Евстигнеев, Соломин, Броневой. Валентин Иосифович из «Современника» – совершенно не тот. Но у Галины Борисовны и Раневская несколько иная. Фирс в переводе с греческого – «украшенный, увенчанный цветами». Человек – могила. «Лишний» человек в этом обществе. Наряду с Онегиным, Печориным, Лаевским. Не в свое время он жил. Да и в обществе чужом и чуждом. А вот Броневой идеально вписался в образ! И я его в нем просто обожаю!
Грядут перемены. Вместо прежней целостности – «клочки», бывшие мужики – новые хозяева жизни. Помните слова Лопахина: «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё дачники…И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности.» Как относится новый хозяин к саду? Он его уничтожает, распродаёт, отдавая на откуп таким же холодным и бездушным дачникам, которые «размножатся до необычайности». По-моему, срез сегодняшнего состояния, в которое новые хозяева «Ленкома» и «Современника» вогнали два главных театра России.
Сад вырублен. Вишневый сад от уголочка рая уже становится символом земной жизни человека, которая должна оборваться. И Чехов это понимает и даже ощущает как никто иной. Но ведь этот мир живет по иному сценарию: «Король умер – да здравствует король!» То есть окончание чего-либо – это начало чего-то иного.
Сад – точка отсчёта в жизни Раневской, её начало, её корни. Он символизирует лучшее, что было и остаётся в героине. Вырубленный сад – новая веха ее жизни. И в этой жизни герои должны сохранить то, что способно взрастить новый, другой, но все же сад. Преданность и умение любить, несмотря на боль, сохранит Раневская. Желание свободы и отречение от денег, правящих этим миром укрепит в себе Петя Трофимов. Попытки помочь, при этом оставаясь неудовлетворённым собой, несмотря на внешнюю успешность, оставит для будущего Лопахин. И вырастет новый сад! Сад, в котором каждое дерево – уникально и свободно. Но лишь вместе они составят новый сад. Сад, как символ соборности и того, что Чехов называл «возрождением России».
Пусть живут себе Гаевы, никчемные бездари, только и способные на то, чтобы гонять бильярдные шары! И права Аня, говорившая Раневской, что : «Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймёшь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу…» Насадим, взрастим, изменим, победим! «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов.». А Христос – это Любовь, а Любовь – это Раневская. А Раневская – это вечно цветущий сад!
Что сказать подытоживая? Дай Бог, чтобы спектакль жил в том классическом варианте, в каком он задумывался, ставился и выпускался гением режиссуры. Чтобы было поменьше тех, кто «называют себя интеллигенцией, а учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало». И пусь театр наконец-то перейдет в руки профессионала, знающего захаровскую методику и приемы не по наслышке и не по книгам! Вот тогда расцветет вишневый сад любви и добра в наших душах! Тогда расцветет театр, который я так нежно и трепетно люблю. Тогда возродится настоящее классическое репертуарное действо! Жду, верую, знаю, что так и будет!
С юбилеем, “Вишневый Сад”! Обнимаю Вас, моя Раневская!
В статье использованы фотографии с сайта Pinterst и личные снимки автора.
Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы всегда оставаться в курсе событий.
Читайте актуальные новости каждый день. Не пропустите главные события!