А что такое трихограмма?

Университет МакГилл – один из старейших и самых престижных университетов в мире. Поэтому вдвойне приятно, когда в таком уважаемом всеми учебном заведении работают наши соотечественники. Один из них – Сергей Дерновичи, научный сотрудник университета МакГилл. Мы с Сергеем беседуем о его научной деятельности, о превратностях в судьбе ученого, когда-то работавшего в самом закрытом и самом крупном институте биозащиты в Европе.

 – Сергей, как долго ты в Канаде?

– Скоро будет 19 лет.

– Каждый приезжий адаптируется к новой жизни по-разному. Поделись, пожалуйста, как проходила твоя адаптация в Канаде?

– В первые годы было очень тяжело. Потому что было трудно адаптироваться к здешним устоям, мировоззрению. Люди здесь совсем другие, и ко всему у них отношение тоже иное. Для меня все это было не только чуждым, но и неприемлемым. Самым первым шоком для меня было то, что, когда, будучи еще студентом магистратуры в МакГилле, я получил электронное письмо от моего профессора, где он извещал о переносе лекции. В то время для меня электронная почта, конечно же, играла какую-то роль, но я к ней относился не вполне серьезно. Получилось так, что после прочтения этого письма я случайно столкнулся с профессором. Мы немного пообщались, но он даже не обмолвился о переносе лекции. Придя в лекционный зал, я узнал, что лекцию отменили! Для меня вообще было очень странным то, что, беседуя со мной, он даже не заикнулся об этом! Я не представляю, чтобы кто-то из наших преподавателей поступил бы также! Да никто! Мы с ним беседовали на общие темы, и он мог вскользь сказать: «Сергей, не забудьте, что сегодняшняя лекция отменяется». И такая болезненная адаптация продолжалась почти три года, но зато на третий год я назвал Монреаль своим городом, а Канаду – своей страной. Я считаю себя канадцем, и моя дочь считает себя канадкой. Уехав из Молдавии в четырехлетнем возрасте, она очень долгое время не могла прижиться здесь. У нее была очень сильная ностальгия, намного сильнее, чем у нас, ее родителей. Каждый прибывающий сюда по-разному привыкает ко всему новому. Кто-то впадает в депрессии. Хотя говорят, что ко всему хорошему человек привыкает быстрее.

МИСТИКА? ИЛИ КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

В Кишиневе я учился в сельхозинституте. Когда я был на втором курсе, я понял, что учеба в этом институте меня больше не вдохновляет. Я начал подумывать о переводе на биологический факультет, потому что хотел стать учителем больше, чем агрономом. И тут начинается мистика. Когда перевод вот-вот бы свершился, я случайно на автобусной остановке встретил нашу преподавательницу. И, конечно же, поделился с ней о своем решении о переводе. Эта преподавательница была необычайной и своеобразной женщиной, всеми уважаемым преподавателем. Я учился в сложное время, когда шел развал СССР и в Молдавии преобладали националистические движения антирусской направленности. Она – русская по происхождению. В то время молдаване решили изменить письменность с кириллицы на латиницу. Это довольно сложный шаг, который невозможно сделать за один день. Я помню первую лекцию этой преподавательницы. Все мы знали, что она – русская. Но никто не знал, что она родилась в Молдавии до ее вхождения в Советский Союз. Она знала румынский язык и могла писать на латинице! Так вот, однажды она вошла в аудиторию и на чистейшем, профессиональном румынском языке начала читать лекцию. В аудитории наступила полная тишина! Надо сказать, что все лекции обычно шли на русском языке. И вышло так, что никто ничего не понял. Мы, конечно, догадались, что она говорит на румынском языке. Не успели мы опомниться, как произошло что-то вовсе неожиданное: она поворачивается к доске и начинает писать на латинице. И что тут в аудитории началось! Все студенты просто озверели. К слову сказать, как раз в это время на улицах Молдавии проходили антирусские протесты. Народ требовал латиницу, хотя мало кто ее тогда знал. А у этой замечательной преподавательницы хватило смелости в это страшное и опасное время наглядно показать, к чему именно призывает народ. По окончании лекции она по-русски попросила поднять руки тех, кто что-то понял. И что же? Из 90% студентов – молдаван никто руки не поднял! Тогда она сказала: «Перед тем, как что-то менять, вы должны сначала хорошенько подумать, как это сделать, чтобы люди потом смогли с этим жить».

Так вот, именно эту удивительную женщину я и повстречал на автобусной остановке. После того, как я с ней поделился, она взяла меня за руку (у нее была дореволюционная манера общения) и сказала: «Сереженька, я Вам хочу сказать, подождите еще пару дней». Я ее спрашиваю: «Зачем? Разве это что-нибудь изменит?» Она ответила, что хочет меня познакомить с двумя интересными людьми и сказала, что с ними я уже не расстанусь никогда. (И ее слова оказались пророческими!) Я решил послушаться ее. Позже она мне, действительно, перезвонила, дала номер телефона своих друзей, Марка и Инны Тешлеровых, которые работали в Институте Биозащиты, и сказала, что они мне помогут. Институт Биозащиты на тот момент был единственным заведением такого рода в Союзе и самым крупным в Европе. Очень жаль, что все теперь разрушено и утрачены уникальные технологии, поскольку институт на сегодня закрыт. Так вот, я дозвонился, и Марк Павлович порекомендовал мне почитать о трихограмме, чтобы подготовиться к собеседованию. Я переспросил: «О чем, о чем?»

– Тогда не было Гугла, чтобы поискать в интернете!

– Какое там! У мамы спрашиваю: «Мама, а ты знаешь, что такое трихограмма?» Она ошарашено отвечает: «Какой кошмар! Что это за ужас?» Я ей говорю, чтобы успокоилась, что это не то, о чем она подумала! Что это что-то другое, хотя я сам не знаю, что. Все же я отыскал в библиотеке, что это паразитическое насекомое, которое используется в биологическом методе защиты. Собеседование прошло успешно, и я остался в сельхозинституте. Марк Павлович стал моим научным руководителем и близким другом. После второго курса я начал писать научную работу, хотя обычно все ее начинают после третьего и успешно ее завершил. После распада СССР престиж науки упал, моей зарплаты как раз хватало на проездной. Поэтому мне пришлось бросить науку и уйти в коммерцию. Марк Павлович с женой сразу же уехали в Канаду. Я с ними поддерживал связь. Чуть позже я женился, родился ребенок, но и мы стали подумывать об отъезде.

ЕСЛИ НЕ МИСТИКА, ТО ЧТО?

Новый год, вся семья в сборе, звонит телефон. Поднимаю трубку, слышу голос Марка. Он говорит, что они с женой решили вызвать нас в Канаду! Они нас спрашивают: «Согласны ли вы, стоит ли нам этим заниматься?» Мы, конечно же, согласились. И вот через полтора года мы оказались в Канаде. Марк с женой уже работали в МакГилле. По приезду мы остановились у них. И тут опять зазвонил телефон. Начальник лаборатории позвонил Марку, чтобы пригласить его с семьей на День Рождения сына. Они нас взяли с собой. Дом начальника лаборатории находился в самом конце Вест-Айленда, рядом с корпусом Макдональд университета МакГилл. Какая там красота! Я в то время неважно говорил на английском. А дом, который профессор арендовал у университета, мне очень понравился. И я втайне подумал, как хорошо было бы здесь жить. Мистика случилась опять! Ровно через год я жил в этом доме!

– Как же это произошло? Куда девались прежние хозяева?

– Обо всем по порядку. Я произвел очень хорошее впечатление на профессора, и он предложил мне работу в лаборатории университета. Я начал учиться английскому и французскому и подрабатывать в лаборатории. Где-то в сентябре заведующий лабораторией предложил мне пойти учиться в магистратуре. Профессор – шотландец, но он с большой теплотой относится к русским. Когда-то, когда он был еще студентом, ему русские профессора безвозмездно подарили огромный пласт знаний, который он использовал для своей диссертации. Поэтому, когда он слышит русскую фамилию, у него сразу появляется выражение почтения на лице. Учеба мне особого труда не стоила, поскольку я просто повторял то, что уже знал. Новых научных знаний я не приобрел, зато усовершенствовал знание английского языка.

КАК Я СТАЛ ПЕРВЫМ СТУДЕНТОМ, ПОСЕЛИВШИМСЯ В ПРОФЕССОРСКОМ ДОМЕ

Когда профессор купил себе новый дом и стал искать новых квартирантов, я спросил у него, а можно ли мне в нем поселиться? Я тогда не знал, что эти дома предназначены только для профессоров. Профессор предложил мне самому пойти в офис по жилищным вопросам и узнать. В офисе я по-французски спросил у директрисы насчет дома (она, к слову, была франкоговорящей) и получил разрешение! Таким образом, я оказался первым студентом, который поселился в доме, предназначенном для профессоров! Именно в том доме, о котором я мечтал год назад! Разве не мистика?

И СНОВА МИСТИКА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ!

После получения степени магистра я столкнулся со сложностями трудоустройства. Поскольку работа по защите растений требует больших вложений, в Канаде очень трудно найти работу по этой специальности. Я много раздумывал, что же делать, чем заняться?

Случайно от знакомой я узнал, что директор Института Паразитологии получил деньги на исследование, и она предложила мне пойти к нему. А Институт Паразитологии очень закрытый институт, туда вход только строго по пропускам. Я ответил, что микробиологию и генетику я учил много лет назад, но специализировался немного по другой области. Она мне ответила, что не видит никаких проблем, почему бы не попробовать? Я написал директору института электронное письмо, приложив краткое резюме. Получаю ответ: «Привет! Заходи!» Я начал тщательно готовиться к встрече. Но, не успевая даже зайти к нему в офис, слышу, как он, поздоровавшись, говорит, что у него денег нет. Я в отчаянии. Но он меня тут же успокоил, сказав, что знает, у кого они есть! Он мне написал список профессоров, которые получили деньги на исследования. Я сконтактировался с одной из профессорш. С ней тоже получилась интересная история. Когда я назвал ее Паула, она заулыбалась. Я подумал, чего это она? Позже я узнал, что здесь ее иначе, как Пола, не называют. И она меня взяла на работу. Мне пришлось подучить микробиологию. Надо отметить, что наше советское образование было очень хорошим. Тот фундамент знаний, который я получил, мне очень помог. Я знал тот материал, которого профессора не знали. Когда она читала мой план работы, то восхищалась им! Получилась хорошая комбинация – я знал методы, которые они не знали, а я, в свою очередь, совершенствовал свои знания по генетике. При Советском Союзе финансирование научных исследований осуществлялось государством, а здесь же все построено на грантах, на связях профессоров. Здесь, если какой-то эксперимент не получается с первого раза, то проект закрывается. Исследования ведутся не совсем углубленно. Не ищется суть, причина неудачных экспериментов. А что, если эксперимент не удался лишь просто потому, что вода грязная? Они пользуются термином «время – деньги». Несколько лет подряд я был единственным научным сотрудником по паразитологии на весь университет.

– Насколько в Канаде возможно раскрыть потенциал?

– Могу сказать о научной среде. Я уже более 10 лет работаю в университете, и мне постоянно приходится переучиваться, разучивать новые технологии, чтобы быть на плаву. Получается, что, если заканчивается финансирование, и мы не можем завершить проект, то надо открывать новый. А он требует новых знаний. Я переучивался здесь, переучивался в США. На сегодняшний день я являюсь научным сотрудником, заведующим по хозяйственной части института, главным менеджером проточной цитометрии и конфокальной микроскопии, читаю лекции по применению фотошопа в генетике.

О НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

– Институт Паразитологии изучает болезни, которых нет в Канаде. Мы изучаем тропические болезни. Многие болезни смертельны для человека, поэтому университет находится в полузакрытом режиме. МЫ исследуем, как воздействуют различные химикаты на паразитов на генном уровне. Если химикат убил паразита, то мы анализируем, какой именно ген был задействован в этом. Если паразит не убит, то мы также анализируем, почему он не убит. На сегодняшний день мы работаем на грант, который мы получили от Билла Гейтса. Мы работаем над болезнями, вызывающимися паразитом «Шистосома». Уже второй раз Билл Гейтс дает грант для лаборатории, в которой я работаю.

– Трудно ли быть преподавателем?

– Я работаю со студентами, которые учатся на магистров или кандидатов наук. Я не обучаю их базовым знаниям, они уже должны приходить ко мне подготовленными. Но, если студент не знает элементарной физики, то меня это не может не огорчать, поскольку мы работаем с лазерами, длинами волн. Или же, зная генетику, не знают методов, мне самому бывает неудобно объяснять будущим кандидатам наук то, что они должны были бы знать, и вот тогда я возмущаюсь.

– А взятки дают?

– В смысле за оценки взятки? Я не сталкивался с этим. И не слышал, чтобы оно было. Но бывают случаи, когда преподаватели просто могут пойти навстречу. Я знаю, с их стороны это бывает бескорыстно.

– Какое твое самое большое достижение в жизни?

– Рождение дочери. А в научной деятельности – выпуск серий лекций по применению фотошопа в генетике. Для того чтобы предоставить фотографию в публикации, ее нужно обработать. Я обучаю студентов, как это делать правильно.

– Каковы дальнейшие планы?

– Продолжить научную деятельность.

В заключение скажу, что, как мне кажется, не столь важно, мистика или «госпожа Удача» сопровождала Сергея. Важно то, что Фортуна сопутствует таким достойным людям, как Сергей Дерновичи, который является настоящим ученым, в самом высоком понимании этого слова.

Успехов, и пусть тебе (да и нам тоже) всегда благоволят мистика и удача!

Лаура Джаватханова

Монреаль, Канада

11.08.2015