Деловой Монреаль – Новости Канады и Монреаля Монреаль, Квебек, Канада: новости, бизнес-каталог, реклама, объявления
Сразу начну со своего ощущения. Потрясение! Потрясение неожиданной трактовкой, неожиданным подходом к совершенно трагическому произведению, которое сам Чехов именовал комедией. Да, комедией, равно как и «Вишневый сад».
В письме к Суворину Антон Павлович характеризует пьесу именно так: « Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви».
Комедия, говорите? А что там комедийного? Смешны разбитые надежды людей? Смешны сами несостоявшиеся люди? Смешна расколотая вдребезги любовь? А, может, самоубийство – причина хохота? Нет же ведь!
Но вот при всех этих составляющих гениальному Марку Анатольевичу удалось поставить что-то очень напоминающее если не комедию, но все же не трагическую картину бытия отдельно взятых людей, действо.
Перед просмотром я «Чайку» не перечитывала. Считала легкомысленно, что уж эту классику-то я знаю очень неплохо. И с первой минуты я раскрыла рот от удивления. Спектакль-то начался совершенно не так, как начинается книга. Более того, скажу Вам наперед – он и заканчивается иначе, рот можете не закрывать! А в начале, собственно, как и в конце мы слышим Треплева. Тот самый знаменитый и наверное каждым из нас цитируемый наизусть монолог о людях, львах, орлах, куропатках… И о том, что эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь…
Этот монолог похож на багет, на обрамление, на альфу и омегу, ставших одной буквой и устроивших бег в колесе, бег по кругу этой жизни. Замкнутое пространство. Пространство, огороженное установленными на сцене решетками. А за ними – люди, эдакие детки в клетке. Люди, закупоренные в своем микромире, люди, отхватившие у судьбы часть пространства, за пределами которого им страшно и жутко.
Нина Заречная, сыгранная в этом действе потрясающей Александрой Захаровой, как мне кажется, воплотила чеховский замысел. В меру экзальтированная, в меру экспрессивная, амбициозная, и при этом тонкая и настоящая. Настоящая Птица, которой совсем не хочется жить и петь в клетке. Нина Заречная, сыгранная Александрой Марковной, пленила меня, да и не только меня, ибо в ней, в этой девочке, а иначе она даже и не воспринималась, была доверчивость, непреодолимое очарование и неискушенность. А кроме того – голос! Его такие разные и такие точные интонации, настолько идеально вписывались в образ, что можно было закрыть глаза и просто слушать монолог. Воображение нарисовало бы идентичную картинку.
Вот, смотрите! Нина, пройдя через предательство и смерть (в данном случае – ребенка), избавляется от всяческих иллюзий. В конце это уже не та Нина, какой она была вначале, это в чем-то даже призрак прежней Нины. И она – отхряхнувшаяся, оставшаяся собой, но воспринимающая этот мир не так иллюзорно, как это, возможно было раньше.
Чехов вместе с Захаровым тонко, интеллигенто и очень явно высмеивают ту грань мира искусства, где царит оторванная от реальности, от собственного сына и брата, проникнутая нарциссизмом Аркадина, вкупе с посредственным писателем-флюгером. А также, и сегодня это актуально, как никогда, грандиозно высмеивается все то новаторство, нуворишество неких недогениев-недоучек. Они не только сами ничего не умеют, но даже понять то, что делают другие не в состоянии. Да, Треплев при прочтении представлялся мне несколько иным. У Марка Анатольевича он – никакой. Хорошо сыгранный никакой. Да, он получил известность в качестве литератора, но он очень ярко и обломно убеждается в том, что по-настоящему он-то ничего и не умеет. Этим же «щелкает его по носу» и Дорн, говоря, что «на одном впечатлении далеко не уедешь». Дима Певцов сыграл хорошо. Но на мой взгляд, его недостаток в том, что он не умеет быть никаким. Если он на сцене – он какой-то. Именно поэтому у него отлично получился Фигаро.
А та категория, которая далека от искусства! Как смешно и нелепо она представлена! Медведенко, сыгранный Иваном Агаповым, очень смахивает не на простого сельского учителя, а человека слишком приземленного. А Полина Андреевна истерила так, что сидящий в зале психиатр мог запросто в антракте набросать неплохую диссертацию. Великолепен Дорн, которого сыграл Леонид Броневой. Спокойный, умный, всё замечающий, несколько едкий и циничный. Даже не Дорн порой, а сам Леонид Сергеевич пред нами. Идеальное погружение!
Аркадина не понравилась категорически. Ну, не аристократка она. Не получилось у Чуриковой быть аристократкой, хотя из нее прежде всего, лепили супер-звезду. А она-не она. Не королева, не супер-звезда, не лучшая актриса театра… Не дотягивает, не наделена, хотя всячески пыталась быть дворянкой… Но не вышло. Барыня – да, дворянка – нет. Опять-таки, мое мнение. И ей, которой было уже за 60, никто не сказал, что играть 40-летнюю Аркадину – не комильфо. И Тригорин, которого сыграл Янковский, будучи старше героя лет на 20, – нормально, да! При всем моем уважении к ее послужному списку… Вот выходила на сцену Ирина Петровна Мирошниченко, светлая ей память, было видно – аристократия! А тут не было видно. Мне – не было.
Но все же хочу об Инне Михайловне и позитивненькое что-то написать. Иначе, нечестно! Помните такой момент, когда Треплев очень ясно дал понять, что «маму может огорчить встреча с Ниной». И даже его смерть мать не воспримет трагически. Ибо вся ее жизнь – фарс. И фарисейство. Актриса великолепно подобрана в этом контексте! Вот в этом – великолепно! А еще очень запомнилась ссора Кости с матерью. Помните? Чурикова и Певцов дважды по очереди на повышенных тонах обменивались оскорбленииями “Скряга!”-“Оборвыш!”-“Скряга!”-“Оборвыш!” (у Чехова оба произносят эти слова по одному разу), а после Треплев дважды обзывает мать: “Ты скряга, скряга!”, – а затем Аркадина парирует: “Оборвыш! Ты оборвыш!” И это со сцены звучит гораздо пронзительнее, чем в тексте! Вроде, так просто, а какая в данном случае гениальная находка у Марка Анатольевича! Простая и гениальная!
И еще об Аркадиной, думаю, последнее. Она создает вокруг себя вымышленную реальность, где она – королева (привет тогда еще живой и здравствующей бабе Лизе). И пусть это всего лишь фикция, она ее усиленно натягивает на головы всем окружающим. Помните, когда срывается представление пьесы, и Треплев нуждается в какой-то поддержке и каком-то понимании, Аркадина как ни в чем не бывало, говорит: «Вечер такой славный! Слышите, господа, поют?» А что было? На самом-то деле никто не поет, а доносится лишь лай собак. Если это поддержка и желание увести от переживаний Костю, то сделано слабовато, на троечку. Как и положено барыне, особо она не напрягается. Даром, что сын. А сравнивать свою физическую форму с Машиной (привет, Кончитта – Пиварс), которая уже была подшофе, и подобно известной пушкинской героине требовать у Дорна ответ на довольно-таки риторический в этом случае вопрос: «Кто на свете всех милее?» – не аристократическое это. Другое… Но не будем называть вещи своими именами. Они известны.
Тригорин – Олег Иванович Янковский. Выхолощенный герой, под конец впадающий в безумие и маразм. По-моему, классная находка Марка Анатольевича. Именно эта деградация его героя совершенно скрывает истинный возраст артиста, на что многие диванные критики просто обожают обращать внимание. Тригорин не воспринимает жизнь сердцем со всеми ее радостями и трагедиями, а делается лишь посторонним наблюдателем. А все, что происходит вокруг, для него лишь «сюжет для небольшого рассказа». Не прочувствованный, а лишь зафиксированный. Обыватель, одним словом. Но сыгран отлично!
История “Чайки” началась, как известно, с грандиозного провала – в великой Александринке в Петербурге. Пьесу не понял никто, включая гениальную Комиссаржевскую. Потом ситуацию как бы “выправил” МХТ и его постановке сопутствовал грандиозный успех. Они и гербом театра ее сделали. Но поняли ли? Познали? Вопрос открыт.
К сожалению, сам спектакль просуществовал недолго. Его сняли с репертуара в 2009 году, когда Олег Янковский ушел из жизни…
Мы привыкли считать чайку символом свободы, полёта, жизни. А в её крике слышать надрыв, плач, протест даже. Чайка символизирует стремление. Стремление к будущему, надежду, веру, пусть даже тревожный полёт. И смешны те, кто стремится его оборвать или ему помешать. Ничтожны и смешны! Слышите, Нина Заречная? Их уже осмеяли, а для Вас открыто всё небо и вся ширь!
